5
В понедельник все пошло как по нотам. Маргулис позвонил в семь утра.
— На Восточном берегу биржа работает уже два часа, — с волнением заявил он, словно это было какой-то сногсшибательной новостью. — После выхода релиза акции взлетели почти вдвое. В пятницу я вложил все свободные активы, но до контрольного пакета не дотянул.
— Не сомневаюсь, что они поднимутся еще, — уверенно ответил Виктор, прихлебывая кофе. — Надо брать контрольный, и тогда весь этот колодец, набитый кохинорами и эксельсиорами, будет нашим. Это настоящая курица, несущая золотые яйца.
— Даже золотые яйца не стоит класть в одну корзину.
— Правильно. Не надо вынимать их из других корзин. Надо побольше класть в эту.
— Но у меня кончились яйца.
Виктор почувствовал в груди холодок азарта.
— Не обязательно оперировать только своими яйцами. Одолжи чужие.
— У кого?
— Мои не подойдут. Формально я не могу участвовать в этой игре.
— Это понятно, — Маргулис выжидающе замолчал.
— Майка не стоит беспокоить по определению.
— Разумеется.
— Тед Барковиц?
— Пошел он в задницу.
Виктор выдержал паузу и катнул пробный шар.
— Хочешь, я поговорю с Еленой?
— Но ведь она дочь Майка. Не подойдет по той же причине, что и ты.
— У нее водится кое-какой черный кешачок, — бесцветным голосом произнес Виктор.
— Это меняет дело… — пробормотал Маргулис.
— Теперь ты понял, насколько я верю в успех? — усилил нажим Виктор. — Но договариваться с ней ты должен сам.
— Нет проблем, — возбужденно отозвался Маргулис и тут же добавил, спохватившись: — Если, конечно, она захочет обсуждать эту тему.
Виктор мысленно представил овладевший Маргулисом азарт. Получить возможность легально встречаться с любовницей “по делу”. Заработать на ее деньги целое состояние, используя информацию от ее лоха-мужа. Отомстить этому выскочке за вечное везение и задранный нос.
— Знаешь что? — небрежно сказал Виктор, физически ощущая приходящие от собеседника волны эйфории. — Давай-ка встретимся втроем и все обговорим. Завтра в два, в “Веселой каракатице”. Идет?
— Конечно! — Маргулис не мог сдержать восторга.
— Только знаешь… — помедлил Виктор, — я должен ее немного подготовить. Опоздай-ка ты на полчасика. Тебе ведь не привыкать.
Ответ на эту очевидную наглость должен был показать степень “зрелости клиента”.
— Вообще-то я уже решил завязать с опозданиями, — добродушно рассмеялся Маргулис, — но если надо, значит надо. Как скажешь, старина.
— Отлично. Жду тебя в “Каракатице” завтра ровно в два тридцать.
Виктор удовлетворенно кивнул и отключился. Секунду подумав, он нажал кнопку на селекторе.
— Эйша, позвоните мне завтра в два-тридцать пять на мобильный.
— Будет сделано, шеф.
“Качество секретарши обратно пропорционально количеству задаваемых ею уточняющих вопросов, — мимоходом сформулировал Виктор. — Если все пройдет хорошо, прибавлю ей зарплату. Процентов на пятнадцать”.
6
— Чего ты хочешь в такую рань? — Елена, сидя в постели, сонно глядела на мужа. Ее левый глаз, опушенный короткими рыжими ресницами, казался вдвое меньше густо накрашенного правого. Подтек не смытой с вечера туши делал ее похожей на Арлекина.
— Вообще-то уже половина первого, — Виктор, подавив брезгливость, разглядывал жену. — Мы с тобой должны встретиться с человеком. По делу.
— Ты прямо герой труда, — слегка картавя, насмешливо протянула Елена. — А я уже решила, что ты соскучился по своей женушке. Ты хоть помнишь, когда спал со мной последний раз?
— У меня много работы, — ответил Виктор, сдерживаясь.
— Ну конечно. Воплощаешь в жизнь старинный плебейский девиз: нам хлеба не надо — работы давай. Тебе мало всего этого? — Елена обвела рукой спальню, скопированную с будуара мадам Помпадур, которую Виктор называл “помпадуаром”. — Собираешься жить вечно?
— Не начинай, хани.
“После развода первым делом надо ликвидировать всю эту вульгарщину, — подумал Виктор, — все эти завитушки, драпировки, ламбрекены. Спальня должна быть просторной, чистой, светлой”. Дом принадлежал ему, и он невольно то и дело думал о предстоящих переменах.
— С чего бы это я в последнее время стала для тебя “хани”? — Елена слезла с кровати и раздернула шторы. Солнечный свет упал на ее рыжие кудри и щедро осыпанные зеленоватыми веснушками плечи.
“А ведь она права, — подумал Виктор. — Я стал так называть ее с тех пор, как понял, что она мне изменяет. Пошлость отношений нашла выражение в этой стандартной супружеской кличке”.
— Когда я называл тебя по-другому, ты тоже была недовольна.
— Ну, еще бы! — воскликнула Елена, не оборачиваясь. — Никогда не забуду, как ржало всё пáрти, когда ты назвал меня при всех печенькой. Уж лучше быть хани, чем куки.
Виктор разглядел на бледных ягодицах жены симметричные группки синяков. “Ну да, — подумал он, вспомнив видео Реддама, — все правильно. Синяки должны были остаться от пальцев Уоша, когда он…”.
— Добрый день, миссис Воронофф! — послышалось со двора.
“Вспомнишь говно — вот и оно”, — без ненависти подумал Виктор. Через окно он увидел, как Уош со шлангом в руке, осклабившись, по-хозяйски разглядывает обнаженную Елену. Завидев в глубине комнаты ее мужа, он поспешно отвернулся и принялся с преувеличенной старательностью поливать живую изгородь.
— Какие у тебя, однако, демократические отношения с садовником, — заметил Виктор.
Елена раздраженно задернула штору.
— Я знаю его с детства, — сказала она сердито. — Он — единственное, что у меня осталось от моего дома.
Особняк, в котором выросла Елена, предназначался ей от отца в приданое. Но незадолго перед ее свадьбой Большой Майк не устоял перед заманчивым предложением и продал его мексиканскому наркоторговцу в полтора раза дороже рыночной цены. На вырученные деньги он намеревался купить дочери новое жилище, а прибыль пустить в оборот. Однако Елена, узнав об этой истории, устроила истерику, обозвала отца “жалким торгашом” и наотрез отказалась покупать новый дом. “Ты продал мое детство! — кричала она. — Ты и меня готов продать, если тебе предложат хорошие бабки!”. “Пожалуй, — спокойно парировал Майк, тогда еще в здравом уме. — Тысяч за пять”. “Всего за пять тысяч?! — завизжала разъяренная Елена”. “Вот ты уже и торгуешься, — усмехнулся отец. — Что поделаешь, женщины продажны, даже самые целомудренные”.
Мексиканец заплатил наличными (других денег он не признавал), что позволило существенно занизить официальную цену сделки и сэкономить на налогах. Теперь три с половиной миллиона долларов без дела лежали в гардеробной Елены в коробке из-под пылесоса. На все предложения вложить деньги в дело или, по крайней мере, перевезти их в хранилище она неизменно отвечала отказом. “Теперь эти деньги — мой дом, — говорила она, — пусть будут рядом со мной”. “Деньги не должны лежать без движения, — пытался образумить ее отец, — они должны делать новые деньги”. “Плевала я на ваши торгашеские заповеди, — отмахивалась дочь, — это вопрос принципа”. “Их могут украсть, — возражал Майк, — это все равно, что твой дом сгорит”. “Пусть горит, — упрямо отвечала Елена. — Значит я буду жить в коробке из-под пылесоса”.
Это и был “кое-какой кешачок”, о котором упоминал Виктор. Теперь предстояло уговорить Елену пустить его в заведомо безнадежное дело.
— Я жду тебя в машине, — бросил он, выходя из комнаты.
— Что еще за чертова встреча? — услышал он вслед, но вместо ответа плотно прикрыл за собой дверь.
Сидя в машине, Виктор размышлял, правильно ли он поступает, подталкивая жену к финансовой катастрофе. Разве супружеская измена — повод для подобной мести? Положа руку на сердце, он скорее всего простил бы ей мимолетное увлечение при других — более прочных, дружеских отношениях. Он понимал, что выплеск эмоций иногда бывает у человека, занятого сложной, творческой работой. Но это не имело ничего общего с поведением праздной похотливой самки. Значило ли это, что Елена должна быть наказана? Но ведь Виктор давно решил для себя ни при каких обстоятельствах не брать на себя роль судьи.
“А я и не буду судьей, — подумал он. Просто буду исходить из того, что это нормально, когда люди меняются местами. Если справедливо, что трудяга достигает успеха, то также заслуженно и то, что бездельник и распутник опускается на дно — занимает его место. Социальный лифт работает не только на подъем, но и на спуск.”
Елена вышла из увитой плющом калитки. На ней была широкополая шляпа и дымчатые очки в пол-лица.
“Чистой воды софизм, — вновь подумал Виктор. — Она же не сама опускается в этом лифте, это я опускаю ее своей волей. Банально мщу за свое разочарование, за несколько лет несчастливой жизни”. “Да ладно, — тут же перебил он сам себя, — не мни себя вершителем судеб. Не такая уж она размазня. Сможет в нужный момент остановить лифт, если захочет. Играем дальше”.
— С каких пор ты назначаешь деловые встречи в “Веселой каракатице”? — проворчала Елена, усаживаясь на заднее сиденье. Виктор видел в зеркале, как она, сдвинув очки на лоб, принялась подводить глаза карандашом.
— Там отличный бар, — пожал плечами Виктор. — И музыка не заезженная…
— … вот именно, — подхватила Елена. — Но жратва там дерьмовая. А ты для своих делишек обычно выбираешь тихие местечки с хорошей кухней. Чтобы и брюхо набить, и клиента облапошить в спокойной обстановке.
— Все правильно, — засмеялся Виктор, глядя на дорогу. — Но в этот раз я учел все твои предпочтения.
— Какой-то ты сегодня подозрительно добрый. Скажешь, наконец, что за встреча у нас сегодня?
— Пусть это будет для тебя приятным сюрпризом.
В баре Елена сходу заказала двойной “Гленливет”. Виктор спокойно смотрел на жену, потягивая красное вино. “Ты же знаешь, что алкоголь ее слабое место, — думал он. — Но не пытаешься ее остановить. Честная ли это игра? Должен ли я по-ницшеански подтолкнуть падающего или по-христиански попытаться спасти заблудшую душу? Кстати, пора проведать отца Савелия.”
— Хороший старт, — сказал он вслух.
— Не нуди, — отмахнулась жена. — Как не выпить по такому знаменательному поводу — муж в бар пригласил! Уж и не помню, когда такое было.
— Но ведь мы не будем устраивать здесь семейных сцен? — уточнил Виктор.
— Не будем, — усмехнулась Елена. — Но раз уж мы здесь вдвоем, можно поговорить о чем-то кроме работы и денег?
— Конечно, — кивнул Виктор.
“Твой ход, хани, — подумал он, — если ты уже поняла, что это игра. Но только не догадайся, что игра двойная”.
— Тогда скажи, почему ты отказался от круиза на яхте Барковицей.
— Я не могу оставить работу на две недели. Кроме того, я ненавижу бессмысленные занятия, вроде рыбной ловли, лежания на палубе или сидения в спортбарах. В спортивной борьбе надо участвовать, а не пялиться на нее с кружкой пива. А Тед ничем не интересуется, кроме рыбалки и футбола.
— Ну конечно! Если человек не в состоянии умничать об эстетике Матисса, то он тебе неинтересен.
“Ни черта ты не поняла, — с досадой подумал Виктор, наблюдая, как Елена расправляется со второй порцией двойного виски. — Все надеешься убедить меня в том, что люди зарабатывают деньги, чтобы потом не работать. Что напрягают свой интеллект исключительно для того, чтобы, сколотив состояние, все бросить и зажить жизнью животного”.
— Насколько я помню, в круиз приглашали не только нас, — небрежно заметил Виктор.
— Ну да, — буркнула Елена. — Звали еще Маргулисов. Не делай вид, что ты этого не знаешь. Но они тоже отказались.
Страница 3 — 3 из 8