8
Конечно идея время от времени уезжать подальше от всех, была не оригинальна. Но Виктор привык во всем идти дальше других. Он выбрал отдаленное, труднодоступное, лишенное стандартных туристических красот, а потому безлюдное место.
Специально для таких поездок у него был маленький зеленый джип с высокой подвеской и большими рубчатыми колесами, похожий на марсоход. Он уверенно перебирался через горные ручьи, не увязая, катился по песчаным отмелям, оставляя за собой широкий, похожий на гусеничный след, по-утиному переваливаясь, полз по нагромождениям валунов. Его могучий мотор, собранный вручную, не гудел, а пел, преодолевая крутые подъемы. Джип получил имя “Шерп”, за выносливость, силу и верную службу.
С собой Виктор брал только малокалиберное ружье, моток лески с крючками, спальный мешок с непромокаемой подстилкой, котелок и соль. Охота и ловля рыбы в этих обстоятельствах были не развлечением, а добычей пропитания. Играя в эту игру, Виктор не ставил перед собой сверхзадачи, пытаясь, как Робинзон, обойтись даже без ружья и лески — он умел обуздывать свой снобизм и не доводить идею до абсурда. Однажды, еще подростком, он приревновал мать к одному из посещавших ее мужчин — грузному, усатому шоферу и решил спустить шину у его грузовика, запаркованного под окнами. Выкручивая шипящий сжатым воздухом золотник, он не расслышал, как водила подошел сзади. Заметив его наконец, Виктор закрыл голову руками, ожидая неминуемой затрещины, но шофер лишь оторвал его железными крючьями пальцев от асфальта и поставил перед собой.
— Не будь идиотом, — сказал он, спокойно глядя на Виктора выпуклыми, в желтых прожилках глазами. — Запомни одну простую вещь — не будь идиотом. В жизни пригодится.
Накачав вручную колесо огромного грузовика, юноша усвоил эту истину накрепко.
Виктор не стал дожидаться развития событий и выехал сразу после разговора с Эйшой. Это было немного похоже на бегство, но по сути было лишь частью разработанного плана. Бикфордов шнур догорел, и вовсе не обязательно и даже вредно было находиться в эпицентре в момент взрыва. К понедельнику страсти немного улягутся, и можно будет не спеша осмотреть руины, ужасаясь произошедшему и сочувствуя пострадавшим. А потом за дело. В жизни следовало навести порядок.
“Жалею ли я, что расстаюсь с Еленой? — думал Виктор, глядя на проносящиеся по сторонам дороги безбрежные ореховые сады. — Ведь за десять лет мы проросли друг в друга множеством нитей, и резать придется по живому”. “Что за избитое сравнение? — тут же, в обычной своей манере перебил он сам себя. — Все эти нити — всего лишь набор повседневных привычек. Нет самой главной нити, щемящей и тонкой, отзывчивой, как струна. Без нее все теряет смысл”. “А была ли она? — продолжил он сеанс самокопания. — Конечно, было нечто, — признал он честно. — Но вначале оно бывает у всех. А потом из него, как из кокона, может явиться та самая нить. А может и не явиться. А может явиться, а потом порваться”.
Виктор свято верил во всесилие аналитического метода разрешения любых трудностей. Умение разложить проблему по полочкам, наметить пути решения, оценить риски неизменно помогало ему добиваться успеха в бизнесе. Но собственно решением всегда был синтез — действие, завершающее анализ и дающее ощущение верности всей цепочки шагов. Сейчас это ощущение никак никак не хотело появляться. “Надо уметь мыслить образами, а не словами и цифрами, — сказал ему однажды Большой Майк. — Это высшая форма мышления. Ближе всего к ней музыканты. Но все же звуки — тоже материальны, хотя и выше по степени абстракции, чем слова. Однако и они не могут сравниться с немыми, но емкими мысленными образами”. “Вы говорите об эмоциях?”, — спросил Виктор, в то время новоиспеченный зять крупного дельца. “Эмоции — лишь состояние, в котором ты находишься, — терпеливо объяснил Майк. — А образ — это некий файл с огромным объемом информации, которую ты можешь использовать с непостижимой для обычного — “словесного” процесса мышления скоростью”. По иронии судьбы сейчас сам Большой Майк пребывал лишь в состоянии, почти утратив способность мыслить образами.
Предгорные холмы были заштрихованы идеально ровными шпалерами виноградников, напоминавших прически чернокожих подростков. Виктор отогнал неприятные ассоциации и включил третью передачу. Дорога петлями пошла вверх, и урчавший на равнине мотор “Шерпа” воинственно, как боевая труба, запел, предвкушая крутые подъемы и резкие виражи. Долина оставалась внизу, как другой мир — обжитой и безопасный. Горы, который снизу выглядели лишь зубчатой линией на горизонте, встречали теперь Виктора форпостами гигантских конусов намытой тысячелетиями дождей породы. Это были, как называл их Виктор, земляные горы, покрытые редкими дубами и кустарником, с островами палевой и охряной глины. В окно врывался горячий воздух, пахнувший сухой травой и не потревоженной человеком землей. “Здесь так пахло всегда, — подумал Виктор. — Эту землю не пахали, не покрывали коркой дорог, не уродовали бетонными кубами и дымными трубами. Горами земля защищается от нашествия людей. Если бы не горы и не океан, человеческая саранча давно бы не оставила живого места”.
С победной песней “Шерп” пронесся по последней петле подъема и взлетел на гребень горы. Расчерченная на квадраты долина скрылась за спиной, впереди начиналось лесистое плато. Это были все еще земляные горы, но они принадлежали уже к верхнему миру. Здесь еще жили люди, но они не оставляли на теле природы уродливых рубцов, а лишь приспосабливались к ней, строя свои жилища из дерева и деревом же их отапливая. Зимой местные дороги бывали неделями завалены снегом и полностью открывались только в начале лета. Здесь пахло разогретой солнцем хвоей, смолой, текущей по чешуйчатым сосновым стволам, пряными горными травами. Дорога петляла среди густого хвойного леса, в котором, словно расставленные природой сторожа, выделялись тысячелетние, покрытые рубчатой корой гигантские секвойи.
После плато дорога снова рванулась вверх, лес поредел, обнажая древнюю морену, усеянную огромными обомшелыми валунами. Ледник, постепенно тая, тащил их за собой вниз столетие за столетием, пока не истаял окончательно, разбросав их по склону, как покалеченные в бою танки. Здесь к хвойному аромату примешивался отчетливый запах недалекого снега. Вскоре появился и сам снег, островками лежащий в затененных скальных нишах в надежде пережить лето и дождаться первых осенних снегопадов. Это были уже каменные горы.
На перевале Виктор всегда делал остановку. Холодный воздух был нестерпимо прекрасен. Окрестные утесы были лишены мха — он не выдерживал зимних морозных ветров, от которых трескались скалы. Здесь было просторно и пусто — только камни, звонкий от холода ручей и снеговые шапки на непривычно близких вершинах.
С перевала дорога в обе стороны вела вниз, к людям. Впереди можно было в дымке разглядеть другую долину — похожую на ту, которую Виктор оставил несколько часов назад. Не было смысла стремиться туда, где были такие же дома, люди, деньги и борьба за выживание. В этой борьбе Виктор чувствовал себя уверенно и достиг многого, но ему непременно нужно было сделать хотя бы один шаг дальше других. При этом было необходимо удержаться от безрассудной попытки дойти до неизведанного, а потому опасного конца. Умение остановиться на самой грани Виктор полагал главным своим достоинством. Однажды это косвенно подтвердил отец Савелий, похвалив Виктора за то, что тот “несмотря на многие преуспеяния, не впал в грех гордыни”. После того разговора Виктор пожертвовал храму вдвое больше обычного.
Научившись побеждать в борьбе с людьми, Виктор хотел ощутить свою силу в противостоянии с природой. При этом он был далек от расхожего людского самомнения, заявляющего человека венцом творения и покорителем стихии. Он стремился лишь к тому, чтобы природа приняла его за своего. Он был уверен, что непременно почувствует от нее некий особый знак. Посещая церковь, как полагалось добропорядочному гражданину своего города, в душе он оставался язычником.
Виктор надел горные ботинки с триконями — специальными металлическими набойками и натянул перчатки из вывернутой оленьей кожи. Все оставшееся в долине перестало для него существовать. Он уселся за руль, и в этот момент запиликал телефон.
— Да, Эйша. Что-то случилось?
— Нет, шеф. Просто хотела пожелать вам удачного подъема.
— Спасибо. Ты застала меня в последний момент. Через две минуты связь пропадет.
— Значит я верно почувствовала.
“Черт знает что, — раздраженно подумал Виктор, запуская двигатель — Она сегодня решилась на поступок и теперь осмелела. Если не хватит ума остановиться, придется расставаться. Знала бы она, в какую историю лезет”.
Страница 5 — 5 из 8