С этого места надо бы подробней. Прежде отметив, что по окончании школы, до поступления в институт, Соколов работал в морге санитаром, затем препаратором, а в возрасте девятнадцати лет будущий писатель был задержан при попытке пересечь советско-иранскую границу в районе Гасан-кули. Только благодаря папиным связям, он был через три месяца отпущен на свободу.
Из ВИИЯ он уходит в 1965 году, и чтобы избежать призыва в армию, симулирует сумасшествие, попав на несколько месяцев в Кащенко. Он отправится туда еще раз, перед эмиграцией, но с армией это уже связано не будет.
Ясно, что для номенклатурного родителя такой сын – проблема и угроза карьере. Однако и для сына, как оказалось, такой отец – наказание и беда. Они относились друг к другу без симпатии, и когда в 1975 году Саша Соколов эмигрирует из СССР, перед выездом ему сообщат, что отец от него отказался – не только словом, но и делом, попытавшись сдать в дурдом. С глаз долой, из сердца вон.
В духе уже сложившей семейной традиции: Всеволод Сергеевич не дорожил своим дворянским происхождением и, в 1920-х став комсомольским секретарем Бауманского института, на общем собрании отрекся от своей семьи. Когда в 2000 году мать и отец писателя умирают, покончив жизнь, как считает сын, самоубийством, его не интересуют ни время похорон, ни место, где находится их могила: он отказался от родителей, видимо, в тот же день, когда узнал о том, что они сообщили в КГБ о желании сына эмигрировать и официально вычеркнули его из своей жизни.
Этой печальной теме Саша подводит итог в одном из интервью: «Заповедь Иисуса: если ты хочешь следовать за мной, оставь своих родителей, родных, раздай имущество бедным – и следуй за мной. Все. Вот это для меня.» [1]
«Один человек, не лишенный известных амбиций, а может, и совершенств, но в дальнейшем именуемый просто ты, — ты обнаруживаешь, что напрасен. Немало смятен, и пытаясь хоть несколько объясниться, верней, уяснить себе, как же так, ты изнуряешь язык твой словами уныния – перебираешь их гроздь – снаряжаешь рой. Ты молвишь: напрасен – ненужен – негоден. И мыслишь: обманут по части перспектив, упований, причем, что особенно глупо, неясно кем.» («Тревожная куколка»)
В 1965 году он входит в литературное объединение «СМОГ», участвует в чтениях в московской библиотеке им. Фурманова 12 февраля того же года, и публикуется со стихами в самиздатовском журнале СМОГистов «Авангард». В дальнейшем он будет тепло отзываться о Губанове, Батшеве, Алейникове, Кублановском – самых из СМОГистов известных, но долго их общества не вынесет, уйдя из СМОГа без сожаления: «Меня называют одиноким волком, потому что я не умею дружить. По-моему, Таня Толстая где-то об этом сказала в интервью. Но я действительно не умею дружить, потому что дружба обременяет.» [1]
Соколов в 1967-м году поступает на факультет журналистики МГУ, то есть искреннее желание уйти в отшельники, прожить анахоретом, пойти по пути модного сегодня дауншифтинга, в те годы еще не становится доминантным. Перейдя на заочное отделение, с 1969 по 1971 годы Саша Соколов работает в газете «Литературная Россия», где, по его словам, многому научился.
«Хотелось прижаться к кому бы то ни было всем собою, хотелось забыться в исповеди, хотелось тепла. А меж тем – сквозило». («Палисандрия»)
На этом все и заканчивается: учеба, общение, связи – с окружающими, с родителями, со страной, с прошлым. В мае 1972 года он становится егерем в Безбородовском охотничьем хозяйстве в Конаковском районе Калининской, ныне Тверской области. Там же начинает писать «Школу для дураков» (1973, опубликована в 1976-м), но егерьство и антураж охотничьего хозяйства, речь односельчан и жизнь на стыках рек Волга, Шоша и Дойбица станут тканью и фоном второго его романа «Между собакой и волком» (1980), в котором смыслообразующую роль играет картина Питера Брейгеля «Охотники на снегу», а никак не, допустим, репинская «Бурлаки на Волге».
Заводит семью, оставляет семью («… никогда никакого благополучия в семьях не бывает, это какая-то сказка. Благополучных семей я просто не встречал. Может быть, они бывали прежде, при Толстом. Я не видел ни одной счастливой семьи…» [3]). В 1974-75 годах возвращается в Москву и работает истопником в Тушино, таким образом став достойным представителем знакового для тех лет «поколения дворников, кочегаров и сторожей». В то же время гражданка Австрии Иоханна Штайндль преподавала немецкий язык в МГУ. Соколов знакомится с ней, женится и, благодаря Хельсинскому соглашению, по статье о воссоединении семей эмигрирует в Австрию.
Там была долгая история о том, как Иоханна тайно вывозит текст романа «Школа для дураков» за границу, писателю разрешение на выезд не дают, Штайндль устраивает в 1975 году сухую голодовку протеста в венском соборе Святого Стефана, после чего Соколов получает возможность покинуть СССР. [4]
Повой, маэстро, на печной трубе,
Рождественское что-нибудь, анданте.
Холодная, с сосулей на губе,
Стоит зима, как вещь в самой себе,
Не замечая, в сущности, ни канта.
(«Между собакой и волком»)
Страница 4 — 4 из 9