Мне советовали, до осмотра городка, побывать в ресторане «Дон Канджели» и там свыкаться с местными особенностями и аборигенами. И обязательно прошептать метродотелю, что вдова из Барселоны, Катерина Родригес, хозяйка магазина цветов, советовала посетить этот ресторан, так как когда-то ей здесь весьма понравилось. После этой вымученно произнесённой тирады нам подали вино из Толедо, оно называлось «Вино де меса», эта словесная красота переводилось как «столовое вино». А к вину принесли в жёлтых тарелках «тернеро асада», говядину в чесночном и креветочном соусе. И, конечно, паэлья. Это рис, унизанный кусочками мяса или рыбы, или разных морепродуктов, обязательно с шафраном и сладким перцем. Сегодня паэльо был с запеченными устрицами, а это высший пилотаж гурманства. Я спросил у метрдотеля, в чём же основное отличие этого городка. Он улыбнулся почти грустно и философически заметил: «Маленький бриллиант лучше вагона стекла». Стало ясно, что он не вполне заслуженно намекал на Мадрид и Барселону.
Но вскоре я понял сущность Гардамара. Город приглашает своих гостей к молчаливому размышлению. Это город воспоминаний и снов, он открывается людям только вечером.
Итак, чем показался мне Гардамар. Городком, упавшим с неба на землю. Вместе с ним упали с неба многоголосые сарацинообразные и светлые испанцы, мягко свалились оттуда и маленькие аккуратные старушки с маленькими мужьями, пьющими непомерно много кофе и глядящими на вас живыми тёмными глазами. Море оплело Гардамар какими-то своими чарами, и философский Гардамар преданно служит ему. Ночью я пошёл к берегу. Средиземное море по какой-то причине возмутилось, из добродушной матроны превратилось в рыкающую особь неизвестного происхождения, всё время в чём-то упрекавшую меня. Волны накатывались резко, что-то обиженно крича, по-лебединому высоко изгибались белые гребни. Среди этого внезапного порыва морской страсти, неожиданно вспомнил слова, выбитые на камне в Героне: «Я стою на черте, замурованный в жизнь, Справа только Стена, Слева только Стена, Впереди моя Смерть».
Стены отелей, выходящих к морю, разрисованы граффити – портреты Че Гевара, Мао Цзедуна, Карла Маркса, а вместо запрещённого пока Адольфа нарисована свастика. Гардамар предложил мне той ночью высказаться перед морем и перед ним. Я начал издалека, с Эдемского изгнания, и лишний раз подтвердил, что тогда был совершён добровольный грех, а Исход из рая был не добровольным решением, а вынужденным, по поле Бога. И добавил белым гребням волн, что с того времени человек не изменился, он каждый раз начинает жить под сенью Божьих благословений, а потом обманывает Бога. Человек – рассадник утопий и лжи. Он верит людям, которые его всегда обманывали, и не верит Богу, который его никогда не обманет. Во всём мире постоянно борются между собой утопии. Самая главная Утопия состоит в утверждении, что правда борется с неправдой. Это величайшая ложь, ибо неправды борются с неправдами, а зло борется со злом. Всё борется между собой, не борется только смерть. Ей не с кем бороться, ибо она одна. А правда смиренно стоит в стороне. Апостол Павел (Шавл), еврей из евреев и христианин из христиан, восклицал: «Ад, где твоё жало, смерть, где твоя победа!». И хотя смерть жила в нём от рождения, и ад, наверняка, не однажды побеждал в его жизни, как в каждом из нас, он в конечном итоге смог воскликнуть именно так, ибо узнал цену смерти на Голгофе и сохранил себя от ада. Нам бы это познать, сказал я зашипевшим волнам.
На следующее утро я сходил на базар, где продавали еду и разное барахло. Это был многолюдный, многоголосый остров со множеством алчных глаз. Хотя было немало довольно добрых. Потом встретил слепого мальчика, которого катила на коляске уставшая мать. Я дал ей денег, мальчик повернулся в мою сторону и сказал по-английски: «Апрэшиэйт!» Ценю, значит.
Меня нашла странная пара, она интеллектуалка русская, прочитавшая всю Блавадскую, ставшая протестанткой. Он, молчаливый и добрый немец, торгующий мебелью. Супруги пригласили меня в русскую евангелическую церковь. Вечером я приехал к ним. В церкви, кроме русских и украинцев, собрались молдаване, армяне, было даже несколько болгар. Вдруг пропал свет, оказалось, отключили за неуплату. Я развеселился и сказал, что это прекрасно. Мы вышли и купили в марокканском магазинчике много свечей, зажгли их и провели службу. Я рассказывал, как нам всем не хватает любви, и это пророчил Иисус в Гефсиманском саду: «Во многих охладеет любовь». Потом читал Гумилёва и блоковское «Девушка пела в церковном хоре…». Кто-то плакал. Не бывает слёз без причины. Просто причины не видимы, и часто самому себе непонятны.
Помните, когда-то я промчался из Барселоны в Мадрид на машине. Грустно вспоминать, что на такой же арендованной машине, точно такой же модели, пытался повторить этот маршрут мой друг, но столкнулся с грузовиком.
Страница 3 — 3 из 4