Page 246 - Книга

ПРОЗА

МОЙ УКРАИНСКИЙ

– Хочешь учить украинский? – спросила мама, разглядывая бу-
магу из школы, выданную ей на родительском собрании.
– А зачем? – ответила я, искренне не понимая, зачем нужно
знать язык, на котором никто в доме и на улице не разговари-
вает.
Дело происходило где-то в шестидесятые. Я росла в СССР,
а географически – в УССР, но первая буква не имела значения.
Во многих одесских школах того времени изучение националь-
ного языка было делом чуть ли не добровольным. Помню, что
освобождение получали дети военнослужащих, а при жела-
нии родителям, считавшим, что ребенку лучше лишний час по-
заниматься чем-то полезным, вроде уроков музыки, тоже уда-
валось отмазать свое чадо. Я была как раз тот самый случай.
В семье действительно никто не говорил на украинском: ма-
ма была абсолютно советский человек, папа – армянин, бабуш-
ка – русская, а дедушка – этнический поляк, исторически недо-
любливавший украинцев. Никакой отдельной Украины в жизни
и песнях моего детства не было. Мы ходили строем, пели «Эх,
хорошо в стране советской жить!». Иногда на утренники нам
выдавали веночки с разноцветными ленточками, а в танцеваль-
ных классах учили гопак.
Впервые душу Украины я почувствовала, когда мама взяла
меня в киноэкспедицию в Карпаты. Она объяснила, что едем
в лес и на реку Черемош, чтобы для фильма снять сплав леса.
При словах «лес и река» прыгала от счастья – наконец увижу
что-то кроме моря. Как же оно надоело – только и дело, что хо-
дим на пляж…
Мама забыла упомянуть горы, которые оказались похожими
на сказочные замки и потрясли мое подростковое воображение.
Но самым сильным потрясением стали люди, говорящие на
удивительном языке, который, казалось, и не язык вовсе, а пес-
ня, идущая от сердца.
Меня оставили на попечение местной одинокой женщины
Марийки, с которой мы ходили в лес и на реку смотреть, как
идут плоты. У Марийки давно погиб муж на этом сплаве, но она
не переставала ходить на Черемош и пела громче, чем грохота-

246 Литературная АМЕРИКА