Page 196 - Книга
P. 196

ПРОЗА



           сугробах, ее страдальческое, горестное выражение лица в миг,
           когда она обернулась мне навстречу. И снова не слышу ничего,
           кроме ее голоса, не вижу ничего, кроме ее лица, осунувшего-
           ся, измученного, как спрашиваю: «Ты приводила его сюда? Сю-
           да, к нам, в нашу квартиру?» – и как она отвечает – негромко,
           небрежно, нехотя, как о чем-то само собой разумеющемся, со-
           вершенном по нашему с ней негласному уговору: «ну да». Куда
           же еще? Вижу, как молчу, подавленный ужасающей обыденно-
           стью происходящего, сбитый с толку то ли ответом, то ли то-
           ном, то ли тем, что не понимаю себя, зачем спрашиваю то, что
           сам знаю, и тем, что в ее присутствии боль сменяется умиротво-
           рением, ощущением мира и покоя, будто всего этого не было, не
           случилось, а если было, то не со мной. Я улетел, так и не объяс-
           нившись с ней, не поняв, как с ней говорить, зная, но боясь при-
           знаться себе, что это только начало. Мне еще предстояло прой-
           ти все стадии горя, и если бы только это одно.
             Чего я хотел?
             Вначале – избавиться от боли. Построить жизнь, несмотря на
           боль, одолев ее или сжившись с ней и примирившись с черно-
           той, от нее оставшейся. Любой ценой преодолеть это, избыть
           и добиться всего, чего хотел. А если не смогу и не добьюсь,
           просто жить ради жизни, сознавая, что задаваться вопросом, че-
           го ради, это было то же, что пытаться понять смысл боли. По
           крайней мере, так я думал тогда. Были дни, когда я не находил
           себе места. Были, когда решил, что мне нужен священник, а не
           врач. Непонимание вины тяготит больше вины. Я не понимал,
           зачем она так поступает со мной. Было, что стоя на коленях по-
           среди комнаты, я молил Господа, чтобы это кончилось. Были
           недели, когда не с кем было поговорить, и я слушал музыку му-
           ки, страдая молча, как животное. Память хранит это как знание:
           это был я, Юра Грейнер, одуревший от боли, это я стоял на ко-
           ленях посреди комнаты в Москве. Знаю, что не способен пере-
           жить это снова, иначе оно возвращалось бы раз за разом. Знаю,
           что не способен забыть. Забыть можно то, что осознаешь, пре-
           вратив бессознательное в осознаваемое. Мне это не дано? Мо-
           жет быть. «Ни секс, ни еда, ни интересная работа, ни друзья
           не способны дать настолько интенсивные эмоции, какие дает




       196      Литературная АМЕРИКА
   191   192   193   194   195   196   197   198   199   200   201